Получила их в подарок жительница Найхина К. А. Бельды, которую пригласили в краевую столицу в дни празднования 73 годовщины Великой Победы. Клавдия Андреевна – труженица тыла, вдова ветерана Великой Отечественной войны. А еще она - мастерица-вышивальщица. Конечно, мы договорились с ней о встрече и, как только появилась возможность побывать в Найхине, заехали в гости.
С этой маленькой худенькой женщиной, которая так и лучится добрым теплом, не раз встречались накоротке на различных фестивалях и выставках, в которых она непременно принимает участие со своим рукоделием. Сейчас, чтобы не задерживать коллег, которым еще предстояло побывать на последнем звонке в школе, прошу Клавдию Андреевну нарядиться в ее праздничный халат – для фото. Делает это с удовольствием. Еще достает из большой сумки свои последние работы: нарядную шапку, расшитые рукавицы, воротник с меховыми помпонами, разворачивает большой вышитый национальным узором ковер. Объясняет, что такие большие серьезные вещи, требующие долгой (порой больше года), кропотливой работы, уже не делает – зрение стало подводить. Да и устает быстро, сказывается возраст.
Налюбовавшись яркими узорами и оригинальными сувенирами, которые приносят хоть и небольшую, но все же прибавку к пенсии, коллеги уехали в школу. А мы поудобнее устроились в креслах: про целую жизнь за пять минут не расскажешь.
- Мне в Дом ветеранов предлагали переехать,- говорит Клавдия Андреевна. - Но сын отговорил. Он в Комсомольске жил. И совсем немного до пенсии оставалось. Как только уволился, сразу сюда и переехали с невесткой. Теперь в одном доме через стенку живем. Во всем мне помогают: и в магазин сходить, и воды принести, и в огороде сами. Я в грядки уже не ходок. Так, если на солнышке погреться посидеть.
А начиналось все в не существующем ныне селе Торгон, располагавшемся на одном из островов левобережья Амура. Клава родилась седьмым ребенком в семье. Но все дети, родившиеся до нее, умирали в младенчестве.
- Мама рассказывала, что, когда я родилась, отец сгреб нас в охапку и увез на Гасси. Он меня ни на минуту не отпускал от себя. Чуть научилась ручонками цепляться - всегда на спине таскал. Я, как лягушонок, так у него на закорках и росла. А однажды ушел в тайгу на промысел - и больше я его не помню. Умер там. Мама говорила, что я очень скучала. Каталась по полу и плакала. Я это совсем чуть-чуть помню – маленькая была.
Мама потом перебралась в Даду, поближе к родственникам. Там второй раз вышла замуж. Через какое-то время родила мальчика. Но он тоже умер. А потом и мама. Я очень рано осталась сиротой. Вот такое невеселое было у меня детство.
Клавдия Андреевна на минуту замолкает. Я, конечно, ее не тороплю. Но точно знаю, что во все времена нанайцы, имея свои большие семьи с кучей ребятишек, никогда бы не оставили на произвол судьбы, не отдали в детский дом ребенка умерших родственников. Вот и Клаву забрал в свою семью брат отца, который жил в Найхине.
- Не знаю, как это объяснить,- говорит моя собеседница. - Русские говорят – рок, судьба. У нанайцев это звучит, может, как-то иначе, но смысл тот же. Боги посылают тяжкие испытания ведь не напрасно. Жить было очень тяжело. Но я как будто чувствовала, не понимая разумом, но это все равно было где-то глубоко внутри: я одна осталась живой из всех моих братьев и сестер. Значит, хоть чуть-чуть должна пожить за каждого. И старалась все делать, во всем помогать старшим. Сколько мне тогда было? Лет семь-восемь.
Но вскоре и дядя умер. Нас с двоюродным братом бабушка воспитывала. А тут война. Дядьки все на фронт ушли. Совсем плохо стало. Бабушка свою дочь - мою тетю - в другую семью второй женой отдала.
Клавдия Андреевна снова замолкает, как будто вернувшись в то далекое время, о котором не все можно рассказать посторонним людям. Но снова продолжает свой рассказ.
В сорок втором году ей исполнилось тринадцать лет. И они с тетей пошли работать на Олиму (луга вдоль поймы Анюя, где находились колхозные поля). На них длинными рядами выращивали табак для фронта. Вот и собирали его, когда созревал, все, кто мог. А девочка Клава шла, шла по этому бесконечному ряду, да и упала между грядами – уснула, надышавшись табачным ароматом.
- Больше меня туда не посылали. Зато газочурок напилилась. Это такие чурбачки из дерева, размером со спичечный коробок. У нас в колхозе два деда остались. Один, если правильно помню, Абакумов. Вот они из березы уголь жгли. А мы им эти самые газочурки и готовили.
Осенью, помню, картошку убирали. Старушки научили корзины плести. Но корзины большие и ручки у них от тяжести часто отрывались. Приходилось волоком тащить. Потом нам стали ящики привозить. А они такие тяжелые. Да еще с картошкой. Весь день картошка и картошка. Только мы ее не ели. Колхоз оставлял сколько надо на семена, а все остальное отправляли на фронт. Нас кормили пустым супом из полыни. Еще давали одного чебака на двоих и по двести граммов хлеба в день. Мы ничего не могли домой принести. Всю войну наша работа отмечалась «палочками» трудодней.
Весной тоже было не легче. Как вспомню пахоту, так плакать хочется. Тогда и плакали. Кто-нибудь из ребят лошадь за повод тянет по борозде, а мы сзади плуг толкаем изо всех сил, чтобы коняге помочь. Был бы взрослый мужчина за плугом, без труда бы справился. А что мы, девчонки?! На какую глубину плуг зарываем? Лошадь из сил выбьется, встанет. Мы в слезы. Сидим рядом и ревем. Норму-то надо выполнять. Лошадь отдохнет, выдернет плуг и пошла. Мы снова ей помогать. Уж как могли. И на молотилке еще работать пришлось.
Но закончилась война. Стали возвращаться домой вчерашние мальчишки, теперь уже прошедшие самые страшные испытания и оставшиеся в живых бравые солдаты.
- Нас всех сразу в жены разобрали. Что мне тогда, восемнадцать лет было. Но приглянулся Талига Федорович. Радист, грудь в наградах. Вот и пошла за него. Ни одного дня об этом не пожалела.
Много пришлось по району поездить: связь везде нужна. А он специалист хороший. Сначала на Пихцу отправили, потом в Болонь - сейчас это Ачан Амурского района. Оттуда снова в Найхин. Потом в Троицкое. Я в райпо работала на складе с Надей Малиновской. У нас за все время ни одной недостачи не было. Когда она на полгода заболела, я одна управлялась. Груз принять, оформить документы, потом отпустить продукты по всем сельским магазинам. И даже в мыслях не было, чтобы какую-то конфетку-подушечку съесть. Война научила: не твое – табу!
Когда супруги вышли на пенсию, снова вернулись в Найхин. В райцентре вода плохая, считает Клавдия Андреевна, а в Найхине колонки почти в каждом дворе. Да и родное уже тут все. А как же вышивание, о котором во время разговора даже не упоминалось? У мастерицы по стенам много картин, вышитых крестом. Это откуда?
- У нас в родне все женщины - мастерицы. И бабушка была, и тетки. Но не любила я нанайские узоры вышивать. Может, не понимала, может, усидчивости не хватало. Скучно было. Но когда лет в пять тетя показала мне вышивку крестиком, увлеклась. С нитками тогда плохо было, очень сложно доставать. Покупали детские цветные носочки, распускали их. Вот теми нитками и вышивали.
Помню, бабушка мне всегда говорила: если горе, слезы – бери иголку. Увлечешься за работой, забудешь про беду. Очень ей за это наставление благодарна. Правда, помогает.
Когда Клавдия Андреевна вышла на пенсию, летом, кроме огорода, и заняться особо было нечем. Зимой тем более. Но дома она, конечно, не сидела. Активно включилась в культурную жизнь села. А вечерами… Вот тогда и увлеклась национальной вышивкой, поняв, насколько красив, колоритен, богат и неповторим ее молчаливый язык. И уже было не остановить. Фестивали, выставки, с которых никогда не возвращалась без призов.
Наш разговор подходил к концу. И про сына, и про внуков-правнуков уже все переговорили. И я понимала, что за два часа таких воспоминаний моя собеседница устала, конечно. Но вдруг она затронула совсем другую тему.
- А можно поблагодарить моего социального работника Василису? Сын, конечно, очень помогает. Но где-то пыль протереть, окна помыть, полы – не мужская работа. И даже не в этом главное. Просто поговорить с добрым человеком, новости какие-то по селу узнать. Нет, не сплетни, я этого не люблю. Сейчас ведь за калитку почти не выхожу, а хочется знать, как село живет. Я Василисой очень довольна. И до нее работала Алена, тоже молодец.
Устала Клавдия Андреевна. 88 лет – возраст не малый. Поэтому прощаюсь. Но в ответ слышу приглашение на чай. Вежливо-вежливо, чтобы не обидеть, отказываюсь, сославшись на то, что меня уже ждут. Хотя чуть позже об этом все же пожалела. Было несколько случаев в моей работе – обижался человек. Он ведь от всего сердца – чем богаты. Извините, Клавдия Андреевна. Буду в Найхине, обязательно зайду к Вам на чай. Просто так.
Галина Конох
Фото Любови Степанюк
Источник: газета "Анюйские перекаты". Ссылка: http://anuika.ru/index.php/obshchestvo/lyudi/2690-blagodarstvennoe-pismo-i-imennye-chasy-ot-gubernatora-kraya
